быть всего пару дней. Он даже наладил мне телевизор, где показывали бесконечный марафон «Голодных игр», а также выдал ведро и швабру для уборки отделения, а однажды утром после его смены я обнаружила «подарок» – несколько листов бумаги и пустой конверт.

Самолет

Спустя три дня среди ночи за мной действительно пришел надзиратель и приказал мне собирать вещи. Паковать мне было нечего, я только бережно убрала все написанные страницы дневника в конверт на имя адвоката.

Меня вернули в камеру с решетчатой дверью на первом этаже, где на грязном полу по-прежнему виднелся жирный след от моего подноса с ужином.

Судя по тому, что говорили между собой надзиратели, всех заключенных собирали в спортзале. Я к ним, конечно, не относилась и оставалась запертой в одиночестве. Наконец вывели и меня, заковав по рукам и ногам в железные цепи. В гараже уже ждал автозак. Каким же было мое удивление и непомерная радость, когда на сидении уже ждала Лилиана. «Господи, я буду не одна!» – обрадовалась я. Когда машина тронулась, Лилиана что-то затараторила на испанском. Я уже научилась понимать ее, не зная языка, так что стало ясно, что везут нас на самолет для отправки в следующий транзитный пункт. Часов шесть нас везли без воды и еды в неизвестном направлении. Не кормили по очень простой причине – в туалет нас водить никто не собирался, так что терпите, как хотите.

Машина подкатила к стоянке грузового терминала аэропорта города Харрисбург, штат Пенсильвания. На асфальтированной площадке, сплошь залитой дождевой водой, стояло несколько больших автобусов, а вдалеке виднелся огромный белый самолет, из которого выводили заключенных в рыжих робах. Измученных мужчин и женщин оставляли мокнуть под холодным дождем, пока маршалы в длинных черных плащах с капюшонами, защищавшими от непрекращающегося ливня, по одному проводили их досмотр и отправляли по автобусам.

Нам в автозаке выдали коричневые бумажные пакеты с чипсами и пакетиками сока, и мы около часа просто наблюдали эту печальную картину, от которой плакала, казалось, сама природа. Наконец на смену выгруженным заключенным на досмотр стали выводить зэков из нашего автомобиля. Подошла моя очередь. Нас с Лилианой, единственных женщин среди, наверное, сотни мужчин-заключенных, оставили у самой турбины самолета. Проливной дождь в одно мгновение намочил мои волосы, лицо, тюремную робу. Я стояла, закрыв глаза и подставив лицо под холодные капли дождя, которые смешивались со слезами безмерного счастья от возможности наконец хоть на мгновение встретиться с природой после 10-месячной затхлости тюремных подвалов. «Пускай через несколько минут нас снова ждет долгая разлука, – думала я, – но маленький момент счастья будет только моим, и никто не сможет забрать этой радости». Грубый маршал выкрикнул мое имя – пришло время подниматься по железному скользкому трапу на борт воздушного судна.

Внутри все выглядело как обычный салон эконом-класса – два ряда синих кресел, если не считать, что вместо стюардесс были вооруженные люди в военной форме. Очень сложно объяснить уровень панического страха, когда ты находишься на борту самолета, слышится рев турбин, и судно медленно набирает скорость, скользя по взлетной полосе, а ты сидишь, скованный по рукам и ногам железными цепями. Случись авария, у тебя гарантированно нет шансов выжить. Заключенные возле меня тихо перешептывались – так мне удалось узнать, что наш борт направляется в Оклахому, в транзитный центр, откуда заключенных распределяют по федеральным тюрьмам для отбытия наказания. Через проход от меня посадили Лилиану – она жалобно посмотрела на меня, вздохнула и закрыла глаза. Я знала, что она боится летать.

Полет занял около двух часов. Где-то на полпути высокий широкоплечий маршал в армейских ботинках стал протискиваться через узкий проход между креслами и спрашивать, хочет ли кто-нибудь в туалет. Это была первая и, может быть, последняя возможность сделать это за последние 16 часов. Как я выяснила опытным путем, кандалы и наручники для этого с нас снимать никто не собирался, равно как и закрывать дверь в туалетную комнату. Мне, правда, предложили помощь в стягивании тюремных штанов, но это было бы уже слишком, потому я решила как-нибудь справиться сама. На это, признаюсь, потребовалось немало сноровки, но все закончилось успешно.

Когда самолет приземлился, заключенных стали по одному вызывать к выходу. Требовалось сообщить свой тюремный номер, фамилию, дату рождения и статью, по которой привлечен к ответственности. Сперва пошла Лилиана. Уже в проходе она тепло улыбнулась мне и, кажется, едва видимо прошептала: «Адьос. Ен Мексико». Это был последний раз, когда мы видели друг друга. Затем пришел и мой черед. Поравнявшись с маршалом, в руках которого была толстая пачка бумаг, я отрапортовала необходимые данные. Охранник грозно посмотрел на меня: «Неверно! Еще раз!» Я повторила. Он долго рылся в бумагах, потом еще раз внимательно посмотрел на меня и кивнул в сторону выхода. Что-то было не так.

На выходе из самолета стоял маленький белый автозак, в котором разместили меня и еще пару женщин. Мужчины-заключенные, как всегда, были в задней части салона, в отдельной клетке, отделенной от нас решетчатой дверью с висящим замком. На этот раз никто не знал, куда мы направляемся. Поездка длилась с полчаса. По обеим сторонам дороги мелькали пустынные прерии и нефтяные вышки Оклахомы, пятого штата США по добыче черного золота.

Новая жизнь в «Шейди Грейди»

Автомобиль въехал в гараж, где нас по очереди выгрузили и рассадили по железным лавкам ждать своей очереди на тюремный фотоснимок. Когда с оформлением было покончено, меня в компании еще трех заключенных заперли в камере на первом этаже. Стоило мне ступить на порог, в нос ударил страшный запах немытых человеческих тел, а глаза заслезились от едкой вони мочи. По сравнению с моей «одиночкой» камера была огромная, раза в три больше моего предыдущего жилища, где-то 18 квадратных метров. По периметру тянулись бетонные выступы-скамейки, а прямо на полу лежали на тоненьких матрасах пять женщин. Услышав нас, одна из них немного подняла голову, а остальные только перевернулись на другой бок.

– Привет, – едва слышно сказала женщина, – велком в «Шейди Грейди». Она снова беспомощно опустила голову на матрас и прикрыла глаза.

– Привет, – сказала я, аккуратно присев на лавку напротив нее.

Услышав мой ответ, она, уже не поднимая головы, чуть-чуть растянула губы в улыбке.

– Давайте знакомиться? – улыбнулась я ей в ответ. – Меня Мария зовут. А вас?

– Анжелика, – тихо простонала она. – Извини, но я иногда отключаюсь, так что без обид, если засну.

Анжелика была коренной американкой: смуглая, лет тридцати